Cегодня прочитала книгу Натальи Сухининой "Прощание славянки".

Наверное, многие из вас хорошо знают это произведение. Уж отец Георгий-то, наверное, точно читал.

Как открыла книгу, так и дочитала до последней страницы. И почти всю книгу проплакала.

"Дети войны... Не наигравшиеся в игрушки, не начитавшиеся вдоволь сказок, не успевшие пресытиться докучливой родительской опекой.

Дети войны... Два которотких слова, глубоких, как колодец, горьких как июньская полынь. Что мы можем сделать для них?

Немного. Согреть словом, одарить вниманием, поддержать сочувственным вздохом. А еще - помолиться. И о живущих ныне, и об ушедших в небытие, так и оставшихся детьми навеки".

Это страшное слово война... Мы часто слышим это выражение. Но пережив войну вместе с восьмилетним героем произведения Витей Гладышевым и его пятью братьями и сестрами, оставшимися без матери, умершей накануне войны и без отца, ушедшего на фронт, понимаешь, что это одно из самых страшных испытаний в истории человечества, понимаешь, насколько свята память о событиях тех лет.

В этой книге все правда. Написана она по воспоминаниям Виктора Георгиевича Гладышева, удивительного человека, прошедшего через весь ужас немецкой оккупации и голода, не раз оказывавшегося перед лицом смерти...

Пережив такое, можно остаться человеком, не сломаться? - спрашивает автор произведения.

С Божьей помощью - можно, - отвечает Наталья Сухинина всем своим произведением, герой которого не раз убеждался в том, что "раз я выжил, значит я нужен Богу".

В деревню пришли затемно. Робко постучали в окошко дальней родственницы Анны Антоновны. Не зажигая огня, испуганно стала вглядываться хозяйка в ночных пришельцев. Ахнула:

- Батюшки-светы! Гладышевы!

Выстроились перед ней - худенькие, перепуганные, грязные, шеи торчат - журавлики да и только, Сергей с Зиной постарше, остальные - горох.

- Тетя Аня, - Зина старалась говорить спокойно, но только произнесла "тетя Аня", губки ее задрожали, голос другнул, и она, совсем не по-детски, а как-то с надрывом, по-бабьи, заголосила:

- Тетя Аня-я-я... крестная, куда нам деваться-то, никого у нас нет...

Дала волю слезам и крестная, да быстро краем платка утерлась. По-деловому подтолкнула детей в избу:

- Хватит разводить сырость. Нет у них никого. А я? Я крестная вам или не крестная?

- Крестная-я-я, - всхлипывала девочка, - но ведь нас, тетя Аня, шестеро...

- Я кому сказала - хватит? Ну и шестеро. Вас шестеро, да наших пятеро, все вместе будем жить. А сейчас молочка попейте и спать, утро вечера мудренее.

Большая русская печка. Широкий деревенскийс стол под белесой, выгоревшей клеенкой. За ним сразу стало тесно и шумно. Шестеро Гладышевых и пятеро Глотиковых, тетя Аня и дядя Ваня. Сколько это получается? Тринадцать человек. Вскоре прибились к их столу еще двое - троюродная тети Анина племяннца с двухлетней дочкой. Тоже, как Гладышевы, оказалась она в разбитом немцами доме под Наро-Фоминском, и тоже, пряча глаза от стыда и унижения, робко постучала в окно Анны Антоновны и Ивана Федоровича Глотиковых. И им отворили. И их отругали:

"Нечего слезы лить. Мы - не чужие..."

Так начались годы недетских испытаний для Вити Гладышева и его сестер и братьев. А впереди была война "всю правду о которой знает только Бог".