«И сотвори им вечную память!»
Как часто мы слышим эти слова в храмах на панихидах и на службах в особые дни поминовения усопших, произносим их дома при выполнении ежедневных молитвенных правил. Это воззвание к Господу о душах почивших стало вполне привычным для нас. Мы произносим их с разной степенью искренности. Но задумываемся ли мы, что они значат? Как Господь может сотворить вечную память ушедшим от нас близким любимым людям?
Светское понимание «вечной памяти» через «увековечение» ушедшего человека в его бессмертных делах: творчестве, научных открытиях, своих детях, наконец, конечно, тоже имеет место, но такой участи удостаиваются единицы. И то очень часто мы видим в жизни примеры, когда некогда знаменитые, купавшиеся в волнах такой подчас быстро приходящей и недолговечной любви поклонников, актеры, писатели, поэты, другие именитые сограждане умирают в безвестности, скорбях и печалях и почти в полном одиночестве. Невольно задумываешься, читая такие истории: “Как же так? Если даже на долю такого достойного имярек выпало полное забвение, то чего же ждать мне обычному, ничем не примечательному человеку, ничего выдающегося в своей жизни не сотворившему?”. Это урок Господа нашей гордыне, о том, что зачастую наши чаяния всей жизни направлены на совершенно преходящие аспекты, которые в действительности не имеют такого значения, какое мы им придаем. И это касается не только материального благополучия.
Неужели все так безнадежно? Нет. На этот вопрос находим ответ и утешение в Церкви, в ее глубоко нравственных традициях почитания памяти предков и аккуратной передаче этой памяти своим потомкам. Вечная память может быть сотворена только через нашу молитву, только через аккуратное ведение семейных помянников с последующей передачей их детям, внукам, правнукам, чтобы и они продолжили молитвенный труд. Тогда есть надежда, что и ради нашей грешной души кто-то из далеких потомков потрудится в будущем здесь на земле, а мы будем молиться за них там, «за гранью небесного круга».
К огромному сожалению, эта многовековая традиция была в нашей стране во многом забыта, сломлена в период безверия, в период, когда помнить о своем происхождении иногда было опасно для жизни, а в других случаях вроде как незачем, поскольку все предки – самые обычные крестьяне, рабочие, мещане и т.д.
Сейчас только в немногих семьях люди помнят свои родословные, и тщательно передают их из поколения в поколение. На Руси даже у безграмотного люда традиция вести помянники, знать имена своих предков и молиться за них свято чтилась, и в этом помогали грамотные члены семейства, а также служители Церкви (священство, диаконы).
Так что в восстановлении своих утраченных корней, к каким бы сословиям не принадлежали предки, есть не только исторически-познавательный, но и глубокий духовно-нравственный аспект.
Что делать, если имена уже даже прабабушек бесследно утрачены? Можно заказать дорогие услуги по составлению генеалогических деревьев. Но, как и во всем, что касается духовного труда, будет гораздо интереснее и поучительнее для себя и для своих потомков сделать это самостоятельно. А Господь нам в этом поможет! Ведь и об этом мы просим, взывая о «сотворении вечной памяти». И когда начинаешь чем-то с верой и прилежанием заниматься, начинают совершаться чудеса, смысл которых раскрывается иногда только по прошествии большого количества лет.
В нашей семье такое чудо произошло двадцать лет назад. Моему родственнику историку-краеведу Смирнову А.А., главе организованного им Землячества церкви Покрова Пресвятой Богородицы на Удгоде, который много помогал приходскому священнику, выпала честь стать хранителем уникальных духовно-исторических документов: Исповедальных ведомостей и Книг для записи брачных обысков.
Церковь Богоявления Господня в Покровском (зимняя, 1796 г.) и Зимний Богоявленский храм и церковь Покрова Пресвятой Богородицы (летний, 1859 г.) – фото с сайта http://udgoda.ru
История этого прихода весьма традиционна для центральной части России. К приходу Покровского погоста, что на Удгоде (река на границе Костромской и Ярославских областей) в современном селе Дор Буйского района Костромской области, в котором в 1859 году была построена «летняя» Церковь Покрова Пресвятой Богородицы, прилегало множество деревень: и государственных (бывших монастырских земель), и вотчин различных помещиков и дворян. Общий размер прихода в середине XIX веке включал 30 населенных пунктов, более 2 100 человек, проживавших в 6 усадьбах и более чем в 300 дворах (http://udgoda.ru/texts/naselennye-punkty - данные статьи Смирнова А.А. «Населенные пункты прихода Покровской церкви на р.Удгоде в середине XIX века» с сайта Землячества «Церкви Покрова на Удгоде»). Одна только деревня Липитяно, будучи частью государственной волости, в которой проживали весьма обеспеченные, не крепостные крестьяне, насчитывала 230 жителей в 42 дворах (из этой деревни родом Удгодский Николай Яковлевич, житель Перловки, внесший существенный вклад в развитие кооперативного движения и в тяжелые послевоенные годы, занимая должность заместителя директора Московского кооперативного техникума, возглавлял учебную работу техникума).
Уникальная для Костромской области кирпичная однокупольная Церковь Покрова Пресвятой Богородицы была построена в русско-византийском стиле: «четверик», венчающийся двумя рядами кокошников, за счет пристройки двух пределов приобрел форму латинского креста. Церковь эта своей архитектурой очень напоминает Собор Казанской Божией Матери на Красной площади г.Москвы, за исключением цветовой гаммы, которая всегда была белоснежной, и отсутствия колокольни. Построенный как летний, этот храм, тем не менее, никогда не закрывался, в отличие от полуразрушенного зимнего Богоявленского Храма того же прихода, построенного в 1796 г. Но сейчас службы здесь осуществляются только по очень большим праздникам, и то не всегда, так как один приходской священник окормляет несколько почти безжизненных приходов. Вот такая грустная история выходит с некогда густо населенным Костромским краем!
И именно по причине того, что от некогда крупного прихода практически ничего не осталось, весьма ценные исторические документы, найденные на чердаке Храма, оказались никому не нужными. По свидетельствам очевидцев, в других храмах епархии в период лихолетия такие документы были старательно уничтожены «за ненадобностью» по указанию сверху. В Дорском приходе к этому указанию отнеслись менее аккуратно. Потому-то мы и получили возможность лично ознакомиться с этими духовно-историческими документами, не прибегая к услугам дорогостоящих специалистов.
Первый раз я держала эти книги в руках в 1993 году еще до своего крещения, когда гостила летом у своей бабушки. Тогда я впервые составила свою родословную, наскоро разобравшись в структуре Духовных (Исповедальных) ведомостей. Поняв, что все мои предки были либо крепостными, либо государственными крестьянами, я на долгие годы потеряла к этой тематике всякий интерес.
В июне этого года я повторно получила возможность познакомиться с этими документами. И уже понимая их духовное значение, я изучала их со священным трепетом, поскольку понимала, что держу в руках не просто исторические документы, но книги, которые на протяжении десятилетий велись лицами духовного сана.
«Исповедальные (духовные) ведомости» содержат информацию о всех проживающих на территории прихода данной церкви, и так как эти книги обязаны были вести все приходские священники, то они до сих пор могут служить бесценным источником генеалогической информации. В приходе оставались копии книг, первый экземпляр передавался в епархию, и сейчас может храниться в региональных архивах.
В моем распоряжении оказались книги периода 1837 – 1919 годов. С годами структура книг совершенствовалась, диаконам и священникам меньше информации требовалось заполнять от руки. Проживающие на территории прихода люди перечислялись в «Исповедальных ведомостях» поименно, с указанием сословий. Из книг не ясно, с какой периодичностью прихожане фактически являлись на исповедь и на причастие. Поскольку записи велись в разрезе каждого года, то можно сделать вывод, что необходимо было причаститься не реже одного раза в год.
Каждый год в Книге начинается с перечисления всего священства с семьями, затем – представителей дворянского и купеческого сословия в разрезе населенных пунктов с указанием дворовых людей. Затем также в разрезе населенных пунктов указывались служилые люди (солдаты и их семьи), а в самом конце – крестьянство, с указанием в период до 1861 года, вотчин и фамилий помещиков, которым принадлежали эти крестьяне, отдельно указаны вольные хлебопашцы, по всей видимости, получившие «вольные» от своих хозяев еще в начале XIX века.
Семьи приводились полностью в соответствии с информацией, имевшейся в распоряжении причта. Крестьянство, как правило, в Духовных ведомостях фамилий не имело. Перечень семейства начинался с главы семьи или с самого старшего в роде, и соответствовал одному «домашнему хозяйству». Например:
Вдова Ксения Максимова – 72 лет,
сын ея Алексий Сильвестров – 48 лет,
жена его Анна Петрова – 44 года,
дети их: Феофилакт – 11 лет
Лаврентий – 3 года
(не был по малолетству).
Максимова в данном случае – не фамилия, а отчество. Фамилии у крестьянства появлялись только в случае, если их предок отслужил в армии. Тогда и у него, и у потомков, помимо отчества, указывалась еще и фамилия. Выглядит такая запись несколько непривычным для нас образом, напоминая двойную фамилию: Алексий Сильвестров Виноградов. Поскольку все записи относятся к конкретному году (в данном случае, к 1839 году), можно узнать год рождения интересующего лица.
Поиск своих предков в таких книгах – весьма увлекательное аналитическое упражнение: находишь заинтересовавшие по составу семьи с примечательными знакомыми именами, выписываешь, сверяешь, несколько раз проверяешь, и вот уже убеждаешься, что это они, твои! Прослеживая год за годом изменение состава семей: рождение новых детей, «выбитие» из семей девиц, приход девиц из других семейств, изменение статуса с жены на «вдову», указание напротив детского имени просторечного слова «помер», за внешней простотой которого скрывается чья-то давняя трагедия, – постепенно также год за годом как будто бегло проживаешь с ними вместе их жизни, восстанавливая картину тех давних дней. Ушел солдат, пришел на побывку, в семье появились дети, солдатка ждала положенные 25 лет, вернулся солдат, иногда в звании, а его мать уже – вдова. Невольно начинаешь обращать внимание на запомнившиеся имена соседей: Автоном, Мавра, Иуда, Аполлос, и это все крестьянские имена! Встречая их, сквозь годы тоже в измененном составе семей, действительно начинаешь относиться к ним, как к старым добрым хорошо знакомым соседям. Понятно, что с таким трепетом и любовью вам не составит родословную ни один специалист.
Листая эти древние пожелтевшие страницы, то радуешься, что у дьякона Смирнова (светлая ему память!) был хороший каллиграфический почерк, выпуклый и разборчивый, а у другого не такой хороший, поэтому с трудом его разбираешь (но все равно мысленно хвалишь их всех за ежедневный труд и прилежание), и каждый раз возносишь благодарственную молитву Господу за то, что ты в XXI веке читаешь эти книги, которые Его чудесным Промыслом сохранены, возможно, и специально для тебя!
Двадцать лет назад я не понимала этого глубокого духовного смысла. Мною двигало простое юношеское любопытство. Теперь я понимаю, что в моих руках документы, из которых я не просто узнаю имена предков, я не просто достоверно знаю, что они были крещенные, православные, но я могу представить мысленно уклад их сурового благочестивого бытия, где духовной стороне уделялась даже на уровне государства довольна серьезная часть жизни. Напротив каждого имени указано, был ли человек на исповеди, на причастии, и если не был, то по какой причине: по малолетству (малолетних детей в связи с дальностью расположения деревень от храма и их труднодоступностью разрешалось не причащать), по отлучению, по нерадению. Мысленно отмечаю про себя, что мои предки в число «нерадивых» не входили! Искренне радуюсь за них…
Вот прожит еще один год. Тут уже включается профессиональная привычка анализировать различные таблицы. В конце каждого года священником приводилась сводная таблица, из которой можно сделать вывод об общем состоянии прилежности и радения в духовных вопросах населения, проживающего на вверенных территориях, опять-таки в сословном, гендерном и возрастном разрезе. Этот анализ, безусловно, интересен и светским историкам, и историкам церковным. Из приведенной на фото таблицы видно, что из лиц духовного сословия среди младенцев мужского пола из 4 не причащались 3, а из 4 девочек – 2, нерадивых взрослых, естественно, нет. Учитывая, что все духовенство проживало рядом с храмом, можно сделать вывод, что малолетних детей не принято было причащать в середине XIX века в данном регионе даже в среде священства. Немногочисленное дворянство все относилось к прилежным прихожанам. А вот их дворовый люд демонстрировал самое серьезное нерадение: среди дворовых мужиков не исповедовались и не причащалась 1/3 жителей, а среди дворовых женщин – около 12%, отставные солдаты, как и следовало ожидать от военных, демонстрируют высокий уровень дисциплины и духовных вопросах. В среде крестьянства нерадения наблюдается меньше, чем среди дворовых, хотя подчас им дальше добираться до храма, да и труд их считается более тяжелым. Вот такая приходская социология получается. Как следует из исторических источников, в случае, если прихожане не проявляли интереса к духовной жизни (не причащался более 3-х лет), священнослужитель обязан был сообщать в вышестоящие инстанции, требовалось уточнение причины, назначалось расследование, и таких людей включали в перечни раскольников и, возможно, иноверцев.
Здесь же можно почерпнуть информацию о происхождении невесты, именах ее родителей или, что более вероятно, только отца (как правило, невеста родом из другого прихода, и даже может быть, из другой области, что исключает возможность найти информацию о ней в Духовных ведомостях). Это зачаток для будущей более серьезной работы с архивами других областей.
Брачные обыски как будто дополняют информацию, полученную из Духовных ведомостей: иногда навсегда провожаем соседскую девицу со знакомым, запомнившимся ранее именем, или сестру нашего предка в другой приход. Почему-то брачный обыск составлен в нашем приходе, но более ее в Духовных ведомостях нашего прихода мы не видим. А вот вдруг через двадцать лет она вернулась в дом родителей с законным ребенком. Редко случалось, что молодая супружеская пара оставалась в доме родителей невесты. Наверное, они были зажиточными, а других работников в семье не было. Вот и осталась дочь с зятем при пожилых родителях. И растет крепнет с годами семейство. Постоянно сверяя Духовные ведомости с брачными обысками, получаем более полную картину.
В брачном обыске также отражена точная дата назначенного венчания и три даты публичного оглашения намерения обвенчаться. Делалось это для того, чтобы тот, кто располагал информацией, препятствующей заключению оглашенного брака, мог заявить свои отводы. В качестве таковой принималась: информация о наличии принуждения к браку, о действительном несовершеннолетии жениха или невесты, о наличии у кого-то из них живых супругов, о духовном или плотском родстве между женихом и невестой (притом, духовное родство как препятствие к заключению брака, указывается на первом месте) и другие отводы. «Что все показанное здесь о женихе и невесте справедливо, в том удостоверяют своею подписью, как они сами, так и по каждом поручители с тем, что если что окажется ложным, то подписавшиеся повинны за то суду, по правилам церковным и по законам гражданским». Наличие или отсутствие личной подписи предка позволяет сделать вывод о его грамотности или неграмотности.
Брачные обыски велись в Покровском (Дорском) приходе вплоть до 1919 года. Особенно интересно читать последнюю книгу 1910-1919 года. В стране уже во всю шла революция, гражданская война, начинались гонения на верующих и на Церковь, а люди в Буйском уезде Костромской губернии продолжали соединять свои судьбы перед Богом, венчаясь в это непростое время. Последний найденный мной брачный обыск моих предков относился к венчанию в 1918 году моего прадеда Смирнова Петра Иоанновича и Виноградовой Александры Александровны (оба из деревни Будущева, у которой не оказалось земного будущего: как и множество костромских деревень, ее уже не существует, и уже даже сложно найти, где была деревня, в начале XX века насчитывающая более 100 домов). Найденный брачный обыск ставит под сомнение семейную легенду о добытой из-под чужого венца невесте. Все на месте: и согласия от родителей жениха и невесты, и тройное оглашение перед венчанием. Так что все необходимые церковные процедуры и в этом случае были соблюдены.
Вот так небольшое путешествие на Троицкую родительскую субботу в родные Костромские края в июне 2016 года обернулось для меня путешествием вглубь XIX века, и более близким знакомством с духовной жизнью моих предков. «Подаждь, Господи, оставление грехов всем прежде отшедшим в вере и надежде воскресения отцем, братиям и сестрам нашим, и сотвори им вечную память!».
Екатерина Полонина,
слушательница Богословских курсов,
прихожанка Донского храма в Перловке
